ЗОЛОТОЙ ДРАКОН

 

Часть первая: Восставшие из ада.

 

Было прекрасное солнечное утро. С моря дул свежий ветерок. В квартале, который некогда был настолько оживлен, что, как говорится, яблоку негде упасть.  Жизнь в нем была напыщенной и буквально вопила о роскоши. Витрины магазинов демонстрировали самые дорогие и роскошные товары. Но туристы и жители этого квартала считали это вполне естественным и само собой разумеющимся. Не покупать эти дорогие товары считалось грехом,  и даже вероотступничество, для всех, проживающих здесь и в округе. Покупалось все, начиная от рубашек в стиле а-ля Hawaii, заканчивая дорогущими Понтиаками и Шевроле. 

Теперь эти автомобили, некогда сверкавшие никелем и лаком, были брошены и ржавели вдоль стен домов. Магазины же, некогда блиставшие роскошью витрин, и набитые богатыми покупателями, беззаботно снующими туда-сюда, распахнули уродливые дыры пустых проемов, из которых как зомби выползают нищие, чтобы погреться на солнце и может раздобыть чего-то съестного.

Район, некогда кичившийся и имевший славу самого дорого и богатого, сейчас имел криминальную и антиобщественную репутацию. Единственным островком благодушия и доброты в этом урбанистическом исчадии ада, была церковь Первого Причастия. Нельзя сказать, что в ее стены шли заблудшие души, но и сделать церковь центром тлетворного влияния порока, все же не очень стремились. Сюда мог зайти каждый, но исповедоваться было некому. Падре давно умер, остался один звонарь-негр, да и то лишь потому, что ему некуда было податься с семьей. А стены церкви давали ему тепло и уют. Но все равно сюда приходили старики, чтобы поговорить и вспомнить свою юность.

Маленькая дочь звонаря играла на дорожке, вымощенной большими цветными гранитными плитами в игру, которую сама же придумала. А так как она играла в нее лучше всех, и ей все проигрывали, то играла она в полном одиночестве. Вдруг она замерла и посмотрела в сторону, она сама не поняла, что же так привлекло ее внимание. Но смотрела она очень пристально, словно пыталась что-то разглядеть. Игривый яркий лучик солнца, отразившись от осколка витрины, так ярко вспыхнул, что это заставило девочку закрыть глаза рукой. Когда же момент ослепления прошел, она снова взглянула в том же направлении. От удивления она даже не продолжила играть, а опрометью бросилась домой.

Там, куда так пристально смотрела девочка, стоял старый китаец, бывший владелец ювелирного магазина, который считался умершим после того, как его магазин был ограблен. В квартале было несколько версий его гибели. Одни говорили, что бандиты бросили его в море, и он утонул, другие – что его связали и подожгли вместе с разграбленным магазином, третьи же говорили, что его убили и закопали на кладбище за церковью. Но ни одна из версий исчезновения китайца не была верной. И старики, собиравшиеся в саду возле церкви, тешили себя надеждой, что Лисицин, таково было прозвище китайца, уехал искать лучшее место, прихватив с собой все самое ценное, тем самым, обманув грабителей.

Свое столь странное прозвище старый ювелир получил благодаря имени, данному ему родителями – Ли Си Цын. Многие в квартале приходили посмотреть и посмеяться над курьезом, который был в выведанном ему разрешении на торговлю драгоценностями и изготовление ювелирных изделий, в котором имя китайца было написано и читалось именно как Лисицин. Но старый китаец никогда ни на кого не обижался, тем более на детвору, которая звала его Рыжей лисой.

Больше всего ему доставалось от дочки звонаря, которой в ту пору было всего 7 лет. Но он не только не обижался на нее, а даже подыгрывал ей, изображая повадки лисы, которая крадется за добычей. И когда он приближался к девочке, он как бы случайно издавал пронзительные звуки, пугающие маленькую Джинн. Она отбегала на безопасное расстояние и, гримасничая, начинала вновь дразнить его. На что старик делал обиженное лицо, и уходил прочь. На следующий день все повторялось сначала, и это продолжалось до тех пор, пока он не исчез. И только тогда Джинн поняла, что это был ее лучший друг, который никогда не обижался на нее и не смотря ни на что всегда угощал ее китайскими сладостями.

Сейчас она спряталась за спину отца, который вглядывался в человека, удивительно похожего на его старого соседа.

— Каспер, если ты дашь мне две минуты, чтобы я мог все тебе объяснить, я буду очень признателен. Не думай, что воскрес и выполз из могилы за церковью. Такие как я не могут умереть столь буднично.

— Ну да, конечно, старая лиса, ты обманешь даже черта, тьфу, прости Господи, меня, душу грешную.

— Папа, а он, правда, живой? – спросила Джинн.

— Живее не бывает, вот только пообтрепался маленько, – ответил негр. — Ну, в общем, старая лиса опять появился в наших краях.

Джин еще с  полминуты внимательно рассматривала ветхую одежду китайца, которая, несмотря на довольно потрепанный вид, была чистой и опрятной. Китаец уже не был таким огненно-рыжим. Его волосы были седыми и белы настолько, что отражённое солнце слепило глаза, и на них было больно смотреть.

Постояв еще немного и задорно взглянув на отца, как бы спрашивая разрешения, она побежала в сад. Но отец только улыбнулся и сделал приглашающий жест, направился туда же, под тень деревьев, где можно было присесть и поговорить. Джинн подбежала к китайцу и прижала его старую, шершавую морщинистую руку к своей щеке. А когда старик последовал за звонарем, она вцепилась в старую, потрепанную временем и стиркой жилетку китайца и засеменила рядом.

— Эх, ты, моя глупенькая рыжая лисичка, – сказал старик.

— Я не рыжая! – ответила Джинн.

— А ты себя давно в зеркале видела? – ответил старик, и достав зеркальце, передал его Джинн.

Джинн с любопытством взглянула в зеркало, но туту же испуганно отшатнулась, сунула его китайцу. И бросилась к отцу, теребя свои волосы. Подбежав к усевшемуся на скамейку отцу, она спросила, действительно ли она рыжая, услышала в ответ:

— Сиди тихо и не мешай разговаривать взрослым. Эта ры…..,  – вовремя опомнился звонарь.

— Да, рыжая лиса, – посмеиваясь, подхватил китаец. Да и ты я смотрю порыжел.

На немой вопрос негра китаец сунул ему зеркальце. То, что увидел звонарь в маленьком кусочке стекла, обескуражило его. Потом он долго смеялся, держась за бока.

— Ну, ты старый хитрец! Опять подсунул одну из своих шуточек. Доча, иди ближе, не бойся. Это еще одна шутка Лисицина и дай бог, не последняя.

— Как знать, как знать…– ответил старик. Может это твое будущее.

— Ой, уморил! – смеясь сквозь слезы, ответил негр. Давай-ка лучше расскажи, что с тобой произошло.

Китаец сел на скамейку напротив, усадил к себе на колени Джинн и поведал, что перед тем как ограбили его магазин, он случайно оказался возле бара «РОДРИГЕС». В это время из него вышли пятеро мексиканцев, от них разило спиртным,  потому он быстро отошел в тень, стараясь остаться незамеченным. Ему не хотелось быть избитым пьяной толпой. Когда компания поравнялась с тем местом, где он находился, до него долетели обрывки разговора, из которого он понял лишь то, что они планировали ограбить его магазин. Зная, что это обязательно случиться, он решил убраться подальше, прихватив с собой все самое ценное. В тот же вечер, закрывая магазин, он оставил для воров прощальный фейерверк, на который они и напоролись. Естественно, поживиться им ничем не удалось, а он уехал в соседний город.

Там вдали от мирской суеты он мог отдохнуть, в этом маленьком провинциальном городке, где не было воров, наркоманов и пьяниц, а если они там вдруг появлялись, то местные жители их не жаловали, не помогали и не попустительствовали им, и городское кладбище частенько пополнялось могилами подобного сброда.

Но сами горожане страдали от нехватки питьевой воды и постоянных оползней. Ли Си Цын рассказал о том, как научил горожан делать опреснительные установки из подручных средств. С оползнями, оказалось, справиться несколько сложнее. Предстояло выяснить причину этого разрушительного явления. А уж затем решать, что же с этим делать и как помочь горожанам. Виновата, оказалась все та же вода. Но так как из-за климата здесь не росли почти никакие растения, то вода впитывалась грунтом как губка, но не находила выхода. Ли Си Цыну удалось выяснить, что помочь может особый сорт бамбука, который растет только в Китае.

Целый год китаец ошивался в порту, подрабатывая там грузчиком, приобрел много друзей, но, к сожалению, приобрел и многих врагов и завистников. И вот, наконец, знакомый капитан танкера привез семена бамбука.

По такому по случаю была грандиозная попойка до утра. Все настолько захмелели, что никто даже не мог встать на ноги. А у меня были обязательства перед городским советом, и я пополз к выходу. Но стоило мне выползти из салуна, как мне тут же приставили к виску пистолет. Это оказались те же мексиканцы, что ограбили мой магазин. Они и здесь промышляли грабежом и разбоем. Они подняли меня и попытались ударить. Но не тут то было. Я был пьян, но разум мой моментально прояснился. В считанные секунды трое оказались обезоружены и лежали на земле без признаков жизни. Оставшаяся парочка была настолько шокирована произошедшим, что ничего не смогли предпринять, и в следующее мгновение присоединились к своим дружкам. Многие в салуне так и не поняли, что же произошло. Но мой друг и несколько здоровенных докеров все же вышли, пошатываясь на воздух.

— Да, старый лис, – сказал капитан, – ты их так отметелил, что шерифу придется отправлять их бандеролью.

— Эти сволочи уже у всех в печонках сидят, а тебе, китаец, пора уносить ноги. Мы все возьмем на себя. Шериф же будет рад, что избавился от этой банды, – сказал один из докеров.

— Бери их машину и уезжай быстрее, – напутствовал капитан. Потом, посмотрев мне в глаза, добавил, – как же мало я о тебе знаю, но ты всегда будешь моим лучшим другом. Если что понадобится, ты знаешь, где меня искать.

Я ничего не смог им ответить, только пожал им руки, сел в машину и уехал в город, где меня очень ждали. Через четыре дня я был уже на месте. В пути со мной ничего примечательного не произошло. Приехав в город, я вместе с горожанами начал посадку бамбука. Через месяц он вырос, его корневая система укрепила почву, и проблема оползней была решена. Помимо этого, горожане получили дешевый, красивый и качественный строительный материал. Уезжая, я посоветовал всем жить в мире и согласии с природой, умело и рачительно, пользуясь ее дарами.

И вот по прошествии трех лет с момента моего отъезда отсюда, я вернулся. Не страшно, что мой магазин сгорел. Я построю новый, и буду трудиться, чтобы вернуть былую славу и великолепие родному городу.

— Хм, я, конечно, не против, но я стар. Да и ты уже не молод, что мы можем? – спросил Каспер.

Джин, с упоением слушавшая рассказ, подняла головку и как бы спрашивая взглядом: «Каков твой ответ, старый лис?»

Ли Си Цын посмотрел на Джинн, ласково погладил ее по голове, потом внимательно посмотрел на старого звонаря, и ответил:

— Если люди хотят мира и добра, они его получат. Хотят несметных богатств, разбоя и обмана, и это они тоже получат. Ибо каждому отмеряется по его поступкам. И единственное, что требуется, это в нужное время пристать к берегу, где тебя ждет слава, благоденствие, все, чего бы ты хотел получить в этой жизни.

— Ну, ты прям, как пастор говоришь. Не хотел бы ты занять его место?

— Нет, желтого священника никто не примет. Постараются  его убрать и зарыть поглубже. А вот Черного Вуду будут не только слушаться, но и бояться.

— Это ты мне предлагаешь им стать? Я ничего подобного не знаю и не умею. Что я могу, так это только звонить в колокол.

— Я знал, что ты так ответишь. Но тебе и не придется ничего делать и не чему учиться. Просто продолжай делать свое дело. Колокол сам знает, зачем и по кому он звонит, поверь мне, Каспер.

— Ладно, считай, я тебя выслушал. Но не будь ты моим старым другом, я бы сейчас отзвонил по тебе тризну.

— Не кипятись. Того, кого нельзя убить, по нем и незачем звонить, – миролюбиво сказал китаец, подавая звонарю деньги. — Лучше сходи к еврею в лавку, купи выпивки, еды и не забудь сладостей для Джинн.

Старый китаец весело смотрел на то, как Джин нетерпеливо дергала отца за рукав, вынуждая его быстрее подняться и пойти в лавку к Аврааму.

— Иду, иду, доченька, – отвечал ей отец. Он тяжело поднялся со скамьи и, взяв Джин за руку, поплелся в лавку.

Старик остался сидеть и долго смотрел им вслед, пока Каспер и его дочь не скрылись за углом.

Минут через двадцать, Каспер бежал в сторону церкви, держа дочь на руках, лица обоих были перекошены от ужаса. Он забежал в церковный двор, поставил дочь на землю манул рукой в сторону Ли Си Цына и что-то сказал. Джинн тут же бросилась в сад к скамье, на которой сидел старый китаец. Сам же звонарь закрыл входные ворота, после чего торопливо засеменил в сад, чуть не падая от испуга и усталости.

— Ну, наркоманское племя, будьте вы прокляты! – заорал негр, грохнувшись на скамью, чуть не упав на траву.

Китаец ехидно улыбнулся, прижал голову Джинн к своей груди, и поглаживая, успокаивал ее, одновременно, как бы невзначай, закрыл рукой второе ухо.

В это время раздался такой колокольный звон, какой горожане слышали последний раз на похоронах шерифа. Каспер, у которого от пробежки не только было темно в глазах, но и в ушах стоял звон, не менее громкий, чем издавал сейчас колокол церкви, да и глуховат он был. А вот Джинн ощутила вибрацию всем телом, несмотря на то, что уши ее были заботливо закрыты китайцем. Она посмотрела на отца, потом на китайца и спросила:

— Папа, а кто звонил в колокол и зачем?

— Господь, доченька. А звонил он по душам тех наркоманов, которые ограбили, а тебя хотели убить, если я не принесу им еще денег. Скоты!

— Ну вот, даже сам Бог не против моего предложения, – засмеялся китаец.

— А что это было-то? – на лице Каспера застыл немой вопрос.

— Тебе же сказали, колокол звонил. Такую тризну выдал!

Каспер молча встал и пошел в комнаты, где жил с семьей. Жена вышла навстречу и молча смотрела, как он заходит в церковь. Она была молчаливой, потому как сильно болела в детстве и юности. Но сейчас выглядела так, что многие ей завидовали. Старик китаец остался сидеть на скамье, а Джинн решила продолжить прерванную игру на дорожке перед церковью. Минут через 15 в ворота постучали, Джинн подошла и испуганно спросила:

— Дядя Авраам, это они вас послали?

— Нет, – ответил еврей. – А что, это твой отец с перепугу так звонил? Что назвонился вдоволь и теперь не выйдет до второго Пришествия?

— Вы тоже слышали звон? – радостно спросила Джинн, она не любила, когда ей не верили или принимали ее слова за детскую фантазию.

— Не только слышал, но и видел.

Джин молча замерла в недоумении. Это случилось с ней уже второй раз сегодняшний день. Первый – когда увидела китайца и второй, услышав слова старого еврея.

— Не пугайся, Джинни, эти скоты, что забрали ваши деньги, больше не будут этого делать. Звон колокола так испугал их, что они, бросив награбленное, сами бросились под проходящую электричку. Да спасет господь их душы, – добавил он перекрестившись. Потом он просунул через ограду пакет со сладостями, которые купил ей отец, и другой побольше.

— Нам нечем заплатить, – с досадой сказала Джинн, и на ее щеках появились слезы.

— А платить и не надо. Это ваше. Я принес еще и сдачу, – и добавил, – Ну, бери и неси домой. А еще пусть отец придет и заберет деньги.

Джинн радостно взяла пакеты и побежала домой.

— Нам чужого не надо. Видишь, господи, я сделал, как ты велел, – сказал Авраам.

Но Джинн не слышала его. Она радостно вбежала на крыльцо и исчезла в проеме открытой двери.

Через минуту появился озадаченный Каспер и в полном недоумении поплелся к воротам, чтобы впустить Авраама. Они дружески обнялись. Каспер запер ворота и вдвоем они пошли в сад. Когда оба уселись на скамью напротив китайца. Он сказал им:

— Ты, Каспер, поступил очень мудро, не став запирать ворота. И тебя Авраам я тоже очень рад видеть.

— Ну что ты несешь. Я точно помню, что собственноручно закрывал их, и Авраам мне помогал. И вообще, твои шуточки у меня…

Но китаец прервал его, кивнув в сторону ворот, как бы говоря: «Смотри сам». Каспер, взглянув в ту же сторону, чуть не упал со скамьи. Ворота были распахнуты настежь, а замок висел там же, где и всегда – на ухе льва, его дужка отлично входила в ухо бронзового зверя. Звонарь хотел, было встать, но китаец жестом остановил его и сказал:

— Сейчас сюда никто не придет, кроме твоих друзей.

В глазах Каспера застыл вопрос, от удивления он даже протер глаза и улыбнулся, так как увидел, что из-за угла дома напротив высыпала большая толпа его друзей и знакомых.

— Это, наверное, к тебе.

— Нет. Сегодня ты виновник торжества, – ответил китаец, – так что иди сам и встречай.

— Ну, что там еще, – проворчал Каспер и пошел к воротам. Подойдя, он молча стал ждать. Джин подбежала, встала рядом и взяла его за руку.

Когда люди подошли к звонарю и его дочке, первым с ними поздоровался мясник. Это был огромный, под два метра ростом, мужчина исполинского телосложения. Он молча обнял негра, затем нежно взял на руки Джинн и посадил себе на плечо. Остальные одобрительно гудели, выказывая восхищение и похвалы. Каспер не мог понять, за что его хвалят и благодарят. Затем толпа подхватила его и понесла в сад, где уже сидели Авраам и Ли Си Цын.

— Господи! Да в чем же все - таки дело, мне кто ни будь может объяснить? – кричал ошарашенный негр.

— Да я вот целый час уже сижу здесь и дожидаюсь тебя, – сказал Авраам. – Как будто аудиенции у Папы римского. А ты все скачешь туда - сюда.

— Ну, хорошо. Ты пришел первым, тебе и говорить.

— А, очень хорошо, что ты спросил о моем здоровье и поблагодарил за деньги и покупки, что я тащил для тебя.

— Да не спрашивал я тебя о здоровье и ни за что не благодарил.

— Ну, тем более. Я так тебе благодарен, за то, что ты именно так ко мне относишься, – язвил еврей.

— Кто-нибудь может мне все объяснить?

— Ну, вот. Мы уже перешли на религию, пока свободу слова у нас в стране никто не отменял, – не унимался Авраам, оттесняемый мясником.

— Як тэбэ не совестно, шо ты тут балакаешь без умолку. Вишь, дядька не разумэет. Дай мене зговорить, пробасил мясник, совсем оттолкнув Авраама.

— Ладно, давай уж ты, Никола, – сказал Каспер. – Лучше уж с трудом понимать тебя, чем слушать бредни Авраама.

— Ну, вот и гарно.

— Что?.. – не понял Каспер.

— Ты слухай и не лезь поперек батько в пекло, - сказал Никола, махнув рукой. И начал медленно рассказывать, чтобы все поняли. Временами он останавливался или, повторяя по несколько раз.

Вот что он поведал. Когда звонарь вошел в лавку Авраама, туда же ворвались наркоманы. Через минуту они выбежали, пересчитывая деньги, отобранные у звонаря. Пробегая мимо Джинн, рассматривающей витрину, они схватили ее за руку, потащили ее за собой. Но она вырвалась и шмыгнула в лавку. Потом соседи Авраама видели, как Каспер бежал в церковь, неся на руках перепуганную дочь. А наркоманы поплелись на пустырь, где они и обосновались. Весь квартал высыпал на улицу, крича в след уходящим, чтобы они не смели здесь больше показываться. На что наркоманы ответили, что квартал еще узнает о них и пожалеет обо всем.

И вдруг над городом поплыл звон. Все застыли в недоумении. На налетчиков это произвело такой эффект, что они начала метаться по пустырю. А потом вдруг бросились через пути метро. Рельсы были огорожены, но от времени в ограждении имелось много дыр. Как только наркоманы пролезли в одну из таких брешей и скрылись за стеной, послышался гудок идущей электрички. Когда поезд ушел в туннель и затих грохот колес, все услышали ужасный крик.

Никола и несколько мужчин пошли посмотреть, что же произошло. Любопытный еврей увязался за ними, по своей обычной привычке бормоча что-то себе под нос. Дойдя до середины пустыря, он вдруг замолчал и нагнулся, что-то поднимая с земли. А затем начал тараторить еще быстрее и бессвязнее. Мужчины, шедшие впереди, подошли к нему, и он показал им деньги, отнятые у звонаря. Никола сказал, что надо купить провизии и отнести все это Касперу, а если этих денег будет много, то и сдачу надо отдать.

Авраам нехотя поплелся в свою лавочку, снова что-то бормоча себе под нос. А мужчины продолжили путь к ограждению путей. Заглянув внутрь, они были ошеломлены, все было забрызгано кровью, но останков видно не было. Все решили, что видимо тела в туннеле, и поэтому нужно сообщить об этом смотровой бригаде, пускай сами ищют. Постояв немного, все направились к церкви. По пути к ним присоединился почти весь квартал, кроме престарелой четы, которые уже не могли передвигаться. Но и за ними пошли четверо мужчин, чтобы принести и их в церковь. Ведь звонарь стал центром внимания, и сегодня весь квартал будут у него. И если понадобится, не дадут его в обиду.

Каспер задумчиво молчал, словно не замечая всеобщего внимания. Потом посмотрел на китайца, как бы спрашивая, что же ему делать. На что Ли Си Цын ответил:

— Это твои деньги, и ты волен, распоряжаться ими как хочешь.

— Конечно, все разрешилось само собой, каждый получил то, что хотел. Да, и ладно, давайте погуляем, но по другому поводу. По поводу возвращения друга и хорошего человека – Рыжий Лис снова с нами. Теперь он, конечно, не рыжий, но хитер и весел до сих пор.

            Все посмотрели в сторону китайца, и, узнав в нем старого соседа, обступили его, стали обнимать и приветствовать, радуясь его возвращению.

— Хорошо, – сказал Ли Си Цин, давайте отметим и повеселимся на славу.

            Четверых молодых парней позвала жена звонаря, чтобы они вынесли столы из приходской, открыв ее еще до того, как ее муж сказал речь. Расставив столы, молодые люди пошли в лавку к Аврааму за продуктами. Последнего, однако, пришлось долго упрашивать, но как только он получил деньги, отдал ключи. Но и то хотел было пойти с ними, чего не сделал под нажимом мясника.

            Женщины взяли пакеты, принесенные от Авраама. Первый, со сладостями, они раздали детям. А из второго достали продукты и стали готовить горячее и закуски.

            Мясник Николай пошел к себе в лавку, что бы принести мяса и конечно стейк, а на вопрос надо ли ему помочь, вежливо отказался.

            Через час еда была готова, и выставлена на столы, а также к ней подали горячительное.

            Соседи и друзья уселись праздновать. Все празднество крутилось вокруг звонаря и китайца, в связи с этим их даже усадили вместе. Все ели и веселились. Больше всех шумели ребята и порой таскали со стола сладости, но никто на это не обижался, наоборот, их усиленно пичкали конфетами, колой и выпечкой.

            Уже под вечер, наевшись и достаточно захмелев, звонарь и китаец выползли из-за стола, и пошли прогуляться за ворота. Они подошли к воротам., стали рассматривать кованные завитушки, предаваясь воспоминаниям о былой жизни.

— Все так было хорошо раньше, не то, что сейчас, – сказал звонарь, и, проводив глазами молодую пару, добавил. – Жаль, а ведь могла получиться хорошая семья, да ведь только он наркоман, какой из него отец.

— Может из него и получится отец, – сказал Ли Си Цин. – Надо всем хотеть помочь, стараться поддержать человека, тогда успех в этом деле обеспечен.

— Чем-то я могу помочь несчастному?

— Словом и делом, видишь, какой сегодня праздник.

— Но праздник вообще-то касается только тебя.

— А звонил кто?

— Слушай, отстань, не звонил я, и бог его знает, кто это сделал, – возмутился звонарь.

— Ну вот, завтра, позвонишь.

— Зачем? – недоуменно спросил звонарь.

— Свадьба скоро! – ответил китаец, и, уходя в скверик, добавил, – Завтра узнаешь.

— Вот завтра и позвоню, – пробурчал звонарь и медленно пошел за китайцем.

            Праздник продолжался до полуночи, и после того, как затих последний удар колокола, все разошлись по домам.

            Жена звонаря постелила Ли Си Цину в приходской и вся семья звонаря тоже пошла спать.

            Утром в двери прихода кто-то постучал. От этого проснулась не только семья звонаря, но и соседи напротив. Звонарь пошел в приход посмотреть, может что случилось с Ли Си Цином, но его там не оказалось. Тогда он открыл двери прихода и увидел дружков наркоманов, многие из которых поставляли им зелье.

— Иди сюда, мы сейчас сделаем с тобой то же самое, что ты сделал с нашими друзьями, – кричали они, вытаскивая его на улицу.

            Жена звонаря выбежала и стала просить их отпустить мужа, но они толкнули ее, и она упала на землю. Приподнявшись, она молча протягивала руки, умоляя оставить ее мужа в покое. Но толпа бандитов начала бить звонаря, приговаривая:

— Это тебе надо? Это? Надо?

            Тут из-за угла появился мясник Николай. Быстрым шагом он подошел к разъяренной толпе и, подняв звонаря, взвалил его себе на плечо и пошел в приходскую церкови. Оставив там звонаря, он оттеснил обидчиков, невзирая на достававшиеся ему удары, поднял жену звонаря и тоже отнес ее в церковь. Потом закрыл двери церкви, он нанес пару сокрушительных ударов самым задиристым. От чего один рухнул на землю как мешок. А второй отлетев метров на десять, ударился о колонну и сполз по ней, не издав ни звука. Остальные бандиты предпочли ретироваться к машинам, припаркованным возле входа в церковный двор. Они стали пытаться завести их, чтобы спастись бегством, но Николай опередил их, перевернув машины одну за другой. После этого достав из них ошарашенных бандитов, отбросил их как пушинки к мусорным бакам, пролетев метров восемь, они как баскетбольные мячи, угодили прямо в мусорные баки. Подойдя к оставшемуся бандиту, он поднял его над землей метра на три, сказал:

— Вишь то, якой здись дикий народ ходит. Ишо побачу здись, ноги повыдергаю.

            После этого Николай отпустил его. Бандит, упав, кое-как поднялся и, прихрамывая, побрел прочь. Николай посмотрел, как ошалело смотрит на него семья звонаря, махнул рукой и ушел к себе в лавку.

            Люди, недоуменно переглядываясь, спрашивали себя: Что произошло? Почему Николай ушел? Да, этот огромный, гигантского роста человек, и у него такое же большое и доброе сердце.

            Все пошли к его лавке. Но она была закрыта. Долго пришлось соседям и очевидцам стучаться в нее, пока дверь, наконец, открылась.

— Ты чего ушел? – спросил звонарь Николая, когда тот появился в проеме двери.

— Да поздно было, и перебрал я немного.

            Толпа зашумела. Все на перебой стали говорить о произошедшем недавно. От чего Николай, еще больше пришел в растерянность. Звонарь поднял руку, чтобы успокоить толпу. Когда все стихло, он сказал:

— Нет, мы не про вчера, а про сегодня утром говорим.

— Я никуда не выходил,  – ответил мясник.

            После его ответа все еще больше зашумели, стали кричать и рассказывать, от чего ситуация еще больше запутывалась. Минуты две пришлось снова всех успокаивать. И звонарь спокойно рассказал о случившемся. Когда же он закончил рассказ, все стояли, уставившись на мясника, а он ничего не понимая, смотрел по сторонам.

 

 

***

Одинокий особняк стоял непреступной крепостью, напичканный охраной и электроникой. В ворота постучали, охранник открыл:

— Чего тебе надо? – спросил он тарабанившего в ворота человека.

— Проводи меня к Мигелю, срочное дело, – ответил тот.

— Он не принимает, – ответил охранник, закрывая ворота.

— Четверых убили, я один спасся, скажи.

— Проходи, – сказал охранник, язвительно улыбнувшись.

            Они прошли через сад и вошли в зал. Охранник шепнул другому, и тот пошел на второй этаж. Минуты две его не было, потом он спустился и молча встал рядом с пришедшими. На лестнице послышались шаги. По ней медленно спускался мексиканец лет сорока пяти, гладко выбритый и шикарно одетый. Это был Мигель. Остановившись на середине лестницы, он спросил:

— Зачем пришел?

Визитер стал сбивчиво рассказывать о том, как были убиты наркоманы, а после и его дружки.

Мигель без интереса слушал его, а когда тот закончил, произнес:

— Так мне самому им мозги вправлять что ли?

— Нет, это мы сделаем сами, – ответил визитер.

— Зачем же ты приперся?

— Я думал тебе будет интересно…

            Раздался выстрел, визитер упал на пол, так и не договорив. Из его головы, на мраморный пол зала вытекла струйка крови.

— Мне не интересно, – равнодушно произнес Мигель. – Уберите отсюда эту падаль. И спалите церковь, а всех кто будет мешать, убейте.

            Оба охранника вышли, унося труп. Хозяин особняка, поднялся на верхний этаж, весьма довольный собой.

            Погрузив в машину труп и взяв оружие, они уехали в город. Рассчитывая приехать к церкви под вечер, они торопились, поэтому гнали изо всех сил. Надсадный рев двигателя иногда сменялся  визгом тормозов на поворотах.

— Здесь прямой участок, жми, –  сказал сидевший сзади охранник.

— Сам знаю, – огрызнулся водитель.

            Двигатель надсадно взревел, но в ту же секунду лица охранников исказила гримаса ужаса. Громкий удар сокрушил тишину, и она наполнилась скрежетом ломающегося металла. Утром охранников найдут в машине раздавленными с застывшими масками ужаса на лицах. Машина была смята напрочь, как будто на огромной скорости врезалась в препятствие.

            Хозяин особняка даже не выйдет в этот день на прогулку, лишь его лицо будет мрачным, а движения опасливыми.

            После долгих размышлений и отчаянных попыток выяснить, кто же перешел ему дорогу, Дон Мигель (как он сам себя называл) пришел к выводу, что все произошедшее не имеет отношения ни к наркомафии, ни к его конкурентам. Единственное, что могло его успокоить, это разговор с полицией. Так как вся она была куплена с потрохами, то ей не стоит скрывать сути дела. Главное, что беспокоило Мигеля – кто и зачем развязал с ним войну. Все сомнения и вопросы должно было решить сегодня же, а не завтра или еще когда-либо.

            К воротам особняка подъехала полицейская машина. Она постояла полминуты, пока ее ощупывал глаз видеонаблюдения. Только после того, как терпение заместителя шерифа иссякло, и машина начала нервно рыкать двигателем, ворота медленно открылись, и машина смогла въехать во двор особняка. Машина подъехала к главному входу, но из него никто не вышел, тем самым, заставляя полицейских самих пройти в здание.

            Когда заместитель шерифа вошел в залу, богато декорированную золотом и дорогими картинами, его шаги гулко печатались в огромном пространстве. Возле камина сидел хозяин усадьбы, греясь в тепле, исходившем от потрескивающих и разбрасывающих яркие искры огромных поленьев. Сидевший хозяин повернулся к полицейским и пренебрежительно спросил:

— Ну, что ты мне скажешь обо всем этом?

— Конечно, – начал было заместитель шерифа.

— Слушай, мне нужно точно знать, кто это сделал, и меня не волнуют твои доводы, я тебе не за это плачу, – резко оборвал его хозяин.

— Хорошо, раз так, – ответил полицейский, – и не один мускул на его лице не выдал недовольства, и даже глаза остались по-прежнему тусклыми. Их взгляд был устремлен скорее во внутрь, чем наружу.

            Спутник заместителя шерифа доложил Мигелю о том, что же произошло на семьдесят втором километре. Также он зачитал протокол дознания, в котором главным выводом о гибели двух охранников явилось упавшее дерево.

— Все это, правда, и логически верно, но все же одно никак не вяжется со всем остальным.

— Что же вас беспокоит? – спросил заместитель шерифа.

— Меня беспокоит выражение лиц моих телохранителей. Они многое повидали на своем веку. Их не пугали узкоглазые во Вьетнаме, русские в Чехии и Египте, колумбийцы были счастливы, что остались живы после встречи с ними. Почему же на их лицах был такой ужас, что же могло их так напугать?

— Порой самое…

— Слушай, ты, медик хренов, да они зарезали бы кого угодно, хоть самого Господа Бога. А вы меня тут байками кормите, как Хичкок своих баранов.

— Нам неизвестно, кто уронил или спил дерево, никаких следов.

— Короче, валите отсюда, и ищите мне виновного, иначе ими можете оказаться вы все, – отрезал Дон Мигель. И повернувшись к охранникам, добавил. – Выпроводите отсюда этих шакалов, и если они снова явятся ни с чем, вы знаете, что делать! А вам даю неделю срока, – сказал он, повернувшись к полицейским. Выражение его лица предвещало смерть, а в глазах не было ни капли сочувствия или понимания.

            Полицейские, повернувшись, тихо ушли. Теперь в их поступи не было прежней бравады. Это была поступь провинившейся и побитой собаки.

            Прошла неделя. Мигель, как и в тот раз, сидел у камина, почти не шевелясь, только изредка подбрасывая поленья и медленно потягивая текилу, закусывая лимоном с солью. От еды он не отказывался, но ел очень мало и только бекон с белым хлебом. Лицо его осунулось, тело потеряло былую тучность, но сила не  покинула его. И вместе с жаром камина его согревала жажда мести.

            К сидящему Мигелю подошел охранник и встал, молча, глядя на горящий огонь.

— А, это ты? – проронил хозяин, – Езжай, закончи дело.

            Охранник молча кивнул и ушел, оставив хозяина в одиночестве.

            Слабые лучи солнца, пробивались через дымку утреннего тумана. Город медленно согревался ими, и утренний холод медленно уступал дневному зною. Рассветная тишина рассыпалась от визга тормозов и прерывистого рокота двигателей. Около пятнадцати машин, набитых головорезами кружили вокруг участка полиции. Бандиты забрасывали в здание бутылки с горючей смесью, а выбегавших людей расстреливали из автоматов. Менее, чем через пять минут все было кончено. И только огонь гудел, вырываясь из разбитых окон здания. Бандиты покружили еще минуты две и уехали в направлении церкви.

            Наползающий дневной зной нес с собой и рокот моторов. Это не предвещало ничего хорошего, и поэтому владельцы магазинов и лавок не торопились поднимать защитные жалюзи и решетки. Звонарь, предчувствуя беду, поднял свое семейство и отослал на кладбище. Так они могли быть в большей безопасности, чем где бы то  ни было. Сам же он, кинулся звонить в колокол, звук которого заглушил рев приближающихся машин.

            Первая машина, разбив ворота, влетела во двор церкви. Скоро двор был заполнен машинами, из которых выскакивали остервенелые бандиты. Они, бряцая оружием, спешно доставали бутылки с горючей смесью и бросали в окна церкви. И хоть ни одна бутылка не пробила витражи, огонь заставил их лопнуть и стекло, уступая огню, рушилось, открывая проход. Бутылки с зажигательной смесью полетели в окна и загорались, разбиваясь о пол и стены. Дикое пламя в безумном танце с воем пожирало все – дерево, камень, святыни. Пламя охватило часовню, и колокол замолк. Главарь поднял руку, и бандиты отошли к машинам.

— Антонио, Эстебан, гляньте-ка, не сдохла ли эта черномазая тварь, – крикнул главарь, и двое побежали к часовне, которая была охвачена пламенем, как и весь приход.

Постояв немного возле пылающей часовни, эти двое двинулись обратно, и один из них показал жестом, что все кончено. Бандиты расселись в машины, большинство из которых были с открытым либо срезанным верхом и двинулись восвояси, оглушая округу пьяным хохотом.

Вырывающееся из окон пламя опалило растительность, а его рев заглушил плачь взрослых и детей.

Джин упала на колени и, невзирая на попытки матери поднять ее, медленно ползла к приходу, но адское пламя заставило ее остановиться. Тогда она упала ничком в чахлую траву и исступленно твердила: «Рыжий, Рыжий…»

Огонь продолжал свой танец и разгорался все ярче. Джин почувствовала, что ее подхватили ласковые и добрые руки, повернув голову, она удивленно пробормотала: «Рыжий?», – и потеряла сознание. Ее уложили на носилки и подключили к аппарату искусственного дыхания. Такой же аппарат помогал дышать звонарю, а врачи обрабатывали обоженные участки его тела. На китайце же на удивление врачей обгоревшей оказалась только одежда, и он был похож на старую обтрепанную куклу, которая забавно двигала руками.

Жена звонаря села рядом с мужем в машину скорой помощи, наказав старшим детям держаться поближе к Николаю и китайцу. Но это было излишне, так как мясник и Ли Си Цин и без того опекали детей, отгоняя назойливых соседей, которые только накаляли обстановку.

Машины Скорой, включив мигалки и сирены, двинулись в клинику.

— Ну что? – сказал Николай. – Пийдем хлопцы до мене. Взяв младшего сына Каспера на руки и, переступая через пожарные шланги, пошел к себе в лавку. Ли Си Цин и трое детей постарше пошли за ним следом.

Пожарные, залив пепелище водой, собрали свое оборудование и отбыли в часть, оглашая округу воем сирен и лязганьем пожарных лестниц.

Церковь молча поглощала дневной зной. Разбитые витражи искрились остатками цветного стекла, как беззубый старик оставшимися золотыми зубами. К вечеру ветер поднял пепел, разнося его по улице. Обезлюдившая покинутая церковь погрузилась в надвигающиеся сумерки, колокол глухо звякнул четыре раза.

— Ветер гуляет, – шептались соседи.

Утром китаец и Николай с детьми пришли в клинику. Узнав, что Каспер и Джин находятся в ожоговом отделении, дождались часа посещений и поднялись на второй этаж. Джин почти не пострадала, лишь опалила волосы, но врачи были непреклонны в своем решении - оставить ее на пару дней. Никаких игр, строгий постельный режим, но попробуй удержи такую непоседу в постели. Она уже перезнакомилась со всем отделением, включая персонал. И когда наступало время процедур и приема лекарств ее приходилось искать по всему отделению. Благо пациентам не разрешали выходить за пределы отделения, а то бы медперсоналу пришлось бы разыскивать ее по всей клинике.

Заведующий ожоговым отделением был ужасным занудой, страдающим одышкой, но пациенты беспрекословно выполняли все его распоряжения относительно режима. Но только не Джин. Она своим смехом разбивала гнетущую тишину и дребезжащую монотонность голоса заведующего. Уложить ее в койку было сущим мучением, юркая, быстрая, она бегала по отделению, и лишь мать, которая была сиделкой при муже, могла ее утихомирить.

Николай, Ли Си Цин и дети вошли в палату к звонарю. Возле его кровати сидела жена – самая заботливая и преданная сиделка. Она была здесь не только потому, что раньше работала медсестрой и женой своего подопечного, а потому что была добра и отзывчива, а также очень отходчива по своей натуре. Ее доброта шла от сердца. Невзирая на причитания мужа и проделки детей, она всегда могла их успокоить. На  сей раз Каспер, как и всегда, был недоволен всеми в клинике и тем, что раны от ожогов ужасно болели.

— Ничего, потерпи, милый. Лекарство не сразу лечит, а если ты будешь вертеться и дальше, то повязки окончательно съедут, и тебя придется перебинтовывать заново. Я уж знаю, какая это будет боль, - сказала жена Каспера.

 — Ну, хорошо, хорошо, я буду лежать спокойно, только не подпускай ко мне этого коновала…

— Кто это тут коновал? – спросил, входя в палату, заведующий отделением. Посмотрев на звонаря, добавил – мне так кажется, что вам пора на перевязку. Повязки съехали, да и бинты запачкались.

—  Не пойду я на перевязку, я там сегодня уже был. Такое лечение, как ваше может только оставить человека без кожи. С каждой старой повязкой ваши упыри сдирают с меня кожу, а потом, наверное, лакомятся ею.

— Здесь нет никаких упырей и разного рода исчадий ада. Здесь есть только больные, которые не выполняют предписаний врача. Вместо того, чтобы спокойно лежать, они либо вертятся и причитают, или мало того, носятся по всей клинике и мешают лечится другим.

—    Я не ношусь по клинике, - обижено ответил звонарь.

—    Тогда это делает кто-то другой. А вы пойдете на перевязку.

— Извините, уважаемый профессор, - сказала жена звонаря, и, подойдя ближе, добавила. – Он уже лежит спокойно, и больше не будет причитать, а будет выполнять все распоряжения врача. Джин же сейчас пойдет в свою палату.

— Ну, хорошо, завтра на утреннем обходе, чтобы вели себя прилично. Вам здесь клиника, а не балаган, - сказал врач и вышел из палаты.

Жена звонаря поправила постель, на которой лежал ее муж, взбила подушку и вышла в коридор вместе с детьми, чтобы вернуть Джин в палату.

Ли Си Цин, прикрыв дверь и убедившись, что их никто не подслушивает, подошел к Касперу и произнес:

— Стой там, иди сюда, здесь тебе не там. И через минуту все трое захохотали.

— Ой, уморил, что ты там говоришь? – сквозь смех спросил Николай, а чуть позже уже сквозь слезы добавил, - Иде стоять треба, че тамо? Все трое расхохотались пуще прежнего.

            — Я же говорил, что смех лучшее лекарство. И не только лекарство, но и начало жизни.

            — Не только начало жизни, но и ее конец, - сквозь слезы сказал обессиленный звонарь. – То, что от твоего юмора можно умереть, ты не договариваешь. Немного успокоившись звонарь привстал и, глядя на китайца, спросил, - кстати, как я остался жив, ты мне не объяснишь?

            — Тебя выкинуло взрывом в окно, а я только подобрал тебя возле церкви.

            — Ты чё, совсем? Каким взрывом, какое окно?

            — Ну, верно от гранаты, кою метнули те ироды, – вставил Николай.

—    Не граната это, а кто-то. Я до сих пор чувствую его хватку на своем теле.

— В экстремальных ситуациях человек может использовать сверхчеловеческие возможности.

— Ах, нечеловеческие, это да, - сказал звонарь, откинув одеяло,  задрал рубашку, показывая отпечаток огромной пятерни с когтями не менее пяти дюймов длиной.

            Когда Николай увидел то, что показал звонарь, он аж присел от ужаса и спросил:

            — Это, Каспер, це таке?

            — Это не це, это нечеловеческие усилия. Эй, рыжий потрох , я к тебе обращаюсь! Николай, он забежал, когда я звонил, потом, как дернул, что я оказался с другой стороны стены, аж футов на сорок от нее. Че молчишь?

            Китаец стоял и смотрел в окно, потом повернулся к звонарю и блеск его газ был недобрым. Звонарь настороженно отпрянул.

            — Хочешь знать правду, или оставим все как есть?

—    Н-нет…х-хочу…, - в ужасе проговорил звонарь.

Китаец подошел к двери, опустил шторку, отошел от нее, затем еще раз глянул в окно. Послышался звук открываемого замка. Николай и Каспер посмотрели на дверь. А когда вновь взглянули на китайца, застыли от ужаса. На его месте стояло чудовище.